Символические отношения
В этом тексте я хотел бы коснуться такого аспекта терапевтических отношений, который связан с желанием и соблазнением. Что делает терапевта привлекательным для клиента и создает возможность для осуществления длительных отношений? Что заводит пружину этих отношений, которые не сводятся только к разрешению психологических трудностей? Почему терапевтические отношения становятся лабораторией по исследованию того, что как будто бы не существует, но оказывается важнее, чем ожидаемое облегчение страданий или возможное счастье? Любые отношения так или иначе просмотрены на стремлении обладать. Каждый из нас, находясь в отношениях на что-то претендует, потому что якобы обладает правом и это право по умолчанию не оспаривается. Терапевтические отношения это особый вид отношений, поскольку в них право требовать ограничено фактором времени и денег. Терапевтом, как и клиентом, нельзя обладать и поэтому их отношения целиком переходят в разряд символических. Терапевтические отношения это отношения между двумя символами на равно удаленном расстоянии от своих объектов. Это отношения не между реальными людьми, а отношения двух галлюцинаций друг с другом. Если терапевт соблазняется и вместо символического удовлетворения потребности клиента удовлетворяет ее реально, например, спит с клиентом или чего хуже, дает совет или работает с линейным запросом, он травмирует клиента тем, что снижает степень его желания, буквально, гасит его витальность Вместо того, чтобы поддерживать напряжение, необходимое для роста, своим ответом он травмирует клиента тем, что снижает степень выраженности его желания. Не отвечает на вопрос, но убивает возможность их задавать. Терапевтическая работа начинается с попытки символизировать то, чем кажется, можно обладать - симптомом или терапевтом. Обладание собой оставляет голодным, тогда как поглощение терапевта остается неосуществимом - в этом месте психотерапия позволяет появиться прибавочному наслаждению от лучшего узнавания себя с его помощью. Для этого, разумеется, клиент должен быть очарован терапевтом. Желание клиента направлено на невозможное и поэтому оно не может быть удовлетворено до конца. Символическое появляется только в случае запрета и этим запретом становятся границы отношений, галлюцинаторный процесс запускается отказом от обладания. Клиент может хотеть от терапевта того, чего него нет, но он не может это взять напрямую, а только извлечь недостающее из промежуточной символической зоны, для создание которой необходимо приложить усилие. Например, пережить разочарование. Клиент не может вылечиться об реального терапевта, галлюцинация становится необходимой надстройкой над реальностью, поскольку с ее помощью желаемое принимает наиболее ясную форму. Это то, что клиент создает для себя, отталкиваясь от реального для обнаружения того, что без него не существует. Промежуточная символическая зона заставляет создавать, не удовлетворяясь готовым. Инфантильный запрос это попытка что то присвоить, не помещая это в психическую реальность. Стать здоровым, оказаться в ином опыте, обладать желаемыми качествами минуя процесс галлюцинаторной трансформации реальности. Галлюцинацию запускает утрата возможности непосредственного обладания. Галлюцинация клиента больше того, что терапевт может дать и именно она создает усилие и возможность для изменений. Точно также как клиент соблазняется желанием взять, так и терапевт соблазняется желанием отдавать. Суть взаимного соблазнения такова: клиент и терапевт не могут не вступать в отношения, но они и не могут дойти в них до обладания друг другом. В этом состоит фундаментальное отличие этих отношений от всех остальных. Судьба галлюцинации состоит в том, чтобы быть впоследствии присвоенной. Галлюцинирование необходимо для того, чтобы не довольствоваться первым попавшимся удовлетворением, а создавать для себя персональный смысл. Для того, чтобы изменения могли происходить, терапевту и клиенту необходимо попасть и освоиться в промежуточном символическом пространстве. Им обоим приходится заново изобретать уникальный язык для того, чтобы получить доступ к разделенным переживаниям. С помощью галлюцинаций мы присваиваем не то, что предлагает реальность, а то, что нам действительно необходимо. Невозможность обладать толкает нас от идентификации с реальностью к ее потере и удерживает в виде того, что от нас исходит и нами является. Потеря реальности активирует извлечение собственного психического материала для восстановления этой прорехи бытия. Язык клиента в чистом виде непонятен терапевту, поскольку в нем содержится огромное количество пропусков, ссылок, замещений - в промежуточном пространстве этот сжатый язык разворачивается и связи устанавливаются заново. Как будто процесс идет вспять - от картинки к переживаниям, ведь в жизни мы движемся в другом направлении - от переживания к образу. Иногда у клиента нет даже этого образа, от которого можно оттолкнуться, поскольку он поглощен переживаниями и не может о них рассуждать. В этом случае взаимодействие происходит вне символического пространства - через проективную идентификацию, перенос, отыгрывание. В гештальт-терапии есть такое емкое понятие как слияние. Слияние это один из видов сопротивления контакту. Существует множество интерпретаций этого механизма, но в рамках данной темы хочется сделать акцент на том, что в состоянии слияния нет возможности обнаружить другого как автономное существо. Соответственно, возникает ощущение того, что про другого и так все понятно. Нет необходимости в разворачивании того, как клиент называет вещи, к самим вещам. Возникает иллюзия понимания, основанная только на проекции. Выход из слияния это попытка отразить клиента в том месте, в котором он сам для себя не понятен, потому что символы, которые он с ходу предлагает терапевту на самом деле скрывают провал в осознавании. Задача терапевта в том, чтобы задавать вопросы, особенно в тех местах, которые кажутся наиболее ясными. В них клиент все про себя понимает и теряет способность задавать к себе вопросы. Терапевт должен быть непонимающим столько, сколько у него хватит на это сил. Ибо попытка объяснить запускает символическую функцию и это наталкивает клиент на понимание отсутствие объекта за символом. Невроз - это присутствие в психике пустого знака в традиционном понимании этого феномена как свидетельства отсутствия связи между означающим и означаемым. Семиотическая конструкция не детерминирована актуальным опытом, она скорее прикрывает его отсутствие и невозможность его проживать. Там, где невозможен полноценный поток переживаний, возникает некоторая картинка, которая как будто бы заменяет его необходимость. Метафорически это похоже на закрытую дверь во владениях Синей Бороды, куда нельзя заходить; это запрещающий знак, за которым находится пугающая и непостижимая реальность. Для клиента этот запрет, и как следствие, поглощенность образом, является естественным и не вызывающим сомнения и вопросов. Терапевт по-хулигански предлагает запреты нарушать и заглядывать туда, где оказывается непонятно. Задача терапии поскольку заключается не в том, чтобы познакомить терапевта с тем, что и так известно, но и рассказать о том, что сам еще совсем не знаешь. Поскольку то, о чем не знаешь, так или иначе стремится выбраться на свободу. Символ, который предлагает клиент (в виде знания о себе, привычного поведения или симптома), в некотором роде, лишен всяческого смысла. Точнее, этот смысл является привнесенным в терапевтическую ситуацию, а не сконструированным в ней. Этот смысл является только клиентским достоянием и клиент предлагает производить операции с ним, либо же ничего не предлагает, считая его само собой разумеющимся. Это не имеет отношение к терапии, поскольку попасть в промежуточное пространство можно лишь производя интерперсональный смысл, тот который символизируется в состоянии базовой неясности и неопределенности. Смысл не подчиняется устоявшейся конструкции, но конструируется заново в присутствии другого. Адресованность кому-либо меняет перспективу смысла. Другими словами, клиент адресует терапевту некоторую нехватку смысла, которую необходимо заполнить. Клиенту нужен человек, который про него ничего не знает для того, чтобы извлекать неясность из преждевременного понимания. Итак, логику терапевтического процесса можно описать следующим образом. Клиент ощущает что-то неизвестное в себе как некоторый дефицит, пустоту или легкость, которая нуждается в наполнении. Симптом, ухудшая качество жизни всего лишь делает эту пустоту более концентрированной, вплетенной в язык, потому что про страдание можно говорить, а про его причины нет. Клиент приходит к терапевту, как к человеку, предположительно знающему об этих причинах и он очаровывается этим знанием, он старается присвоить их себе через поглощение. Однако, поглощение невозможно, поскольку терапевтом нельзя обладать. И тогда терапевт приглашает клиента в танец, который наполняет промежуточное пространство между ними призраками, не имеющими тела, и они рассказывают истории своей жизни. В ходе этого танца клиент встречается с самой главной идеей. Она состоит в том, что он сам становится терапевтом для себя, поскольку то, что раньше он искал в другом, находится внутри. В этом месте она очаровывается собой и присваивает себе ту часть, которая раньше казалась пустотой. Эта часть работы является очень важной, потому что она связана с разочарованием. Терапевт в некотором смысле травмирует клиента и тем самым создает умеренное психическое напряжение, с которым клиент должен справиться сам, здесь и сейчас, не прибегая к привычным способам снижения этого напряжения с помощью защитных механизмов. Это напряжение может казаться клиенту избыточным, однако, стоит признавать, что изменения возникают там, где появляется усилие. Субъект, себя ощущающий и субъект, себя кому то адресующий - это, в некотором смысле, два совершенно разных персонажа. Тот, кто обращается к другому, обнаруживает себя нуждающимся и функционирует как челнок, траснпортирующий ресурс интерперсональности из пространства обмена к индивидуальному полюсу. Парадокс некоторых терапевтических ситуаций состоит в том, что клиент, нуждаясь в помощи на уровне ощущений, не адресует себя в пространство отношений, предъявляясь как результат собственной рефлексии, не рискуя себя выразить заново перед взглядом другого. И тогда наблюдается известная история, когда клиент одновременно и просит о помощи, и всячески ее избегает. С точки зрения символических отношений этот давно известный феномен приобретает иное звучание и требует других точек приложения для коррекции. Терапевтические отношениям можно предложить следующую метафору. В ходе Эдипального конфликта символической Отец ставит под запрет определенный регистр желания, тем самым запуская вытеснение и формируя невротическое структуру характера. В терапевтических отношениях Эдипальный конфликт разворачивается вновь, только здесь его задача состоит не в том, чтобы ознакомить личность с законом, а наоборот - вернуть, реанимировать ранее вытесненную часть желания. Для этого клиент должен соблазниться терапевтом, как ранее соблазнялся матерью. И именно потому, что в символических отношениях невозможно обладание, такое соблазнение не приводит к слиянию и регрессу. В терапевтических отношениях клиент возвращает себе свое, поскольку он обучается пользоваться ранее недопустимыми влечениями. Невроз это своеобразная инвестиция в будущее, однако доход от нее можно получить только с помощью терапевта.
Символическая функция терапевтического сеттинга
На Зимней школе-2017 Московского Ггештальт Института мы с Таней Клешковой провели мастерскую, которая называлась "Фантазия и символ". На ней мы пытались осмыслить то,что происходит в терапевтических отношениях с точки зрения концепции о символизации. Конечно, у концепций нет никакой точки зрения,но если смотреть на происходящее из определенной перспективы, можно различить интересные нюансы и акценты и присвоить это видение себе. Предлагаем вашему вниманию текстуальную обработку того,о чем мы хотели сказать,говорили и/или не смогли сформулировать в тот момент. Участники диалога - , далее МП и Таня Клешкова, далее ТК. ТК - Чем терапия отличается от обычного разговора двух людей? О том, что такое терапия и что происходит в терапевтическом кабинете много обсуждается как на обывательском уровне, так и среди терапевтов. В первом случае - потенциальный клиент не понимает как простая беседа может ему помочь. Среди терапевтов же в ходу интроецированные объяснения чем хороша терапия и как она работает. В этом диалоге умозрительным клиенту и терапевту довольно трудно встретиться, так как предмет описания - механизм терапии и ее результат - неовеществлен, не представлен во внешней реальности. Так в чем же специфика отношений терапевт-клиент? МП - Когда заходит речь о терапевтических отношениях, интуитивно мы понимаем, что эти отношения включают в себя довольно широкий спектр взаимоотношений - они символичны, потому что обмен внутри них происходит на разных уровнях. Можно сказать, что в этих отношениях есть пласт реальный, который можно наблюдать со стороны - два человека некоторое время сидят и, как правило, разговаривают, и пласт символический, который не виден явно. И именно этот второй слой создает то, ради чего эти отношения организуются - невидимое пространство для изменений. Попробуем понять, что именно делает из человеческих отношений отношения терапевтические и на чем полезно делать акцент в обустройстве собственной терапевтической практики. ТК - Да, похоже важно найти личные значения, слова для определения этого невидимого символического уровня, который определяет терапевтическое пространство. МП - Начнем с того, что определим границы терапевтических отношений. Формально терапевтические отношения возникают, когда два человека регулярно встречаются на нейтральной территории для того, чтобы один из них мог в течении определенного времени говорить о себе. Для того, чтобы этот процесс мог начаться, этим людям необходимо заключить контракт. Существует распространенная точка зрения о том, что контракт нужен для того, чтобы защитить и обеспечить стабильность терапевта. Это действительно так, однако, мне кажется контракт не менее, а может быть и более, важен и для клиента. Контракт мы заключаем с сознательной частью клиента и тем самым препятствуем отыгрыванию бессознательных реакций в отношении терапевта. Например, при нарастании сопротивления клиент “вынужден” сохранять регулярность встреч и приносить свои реакции на сессию, и работать с ними там, где они возникли. Таким образом, контракт концентрирует бессознательное клиента в рамках терапевтических отношений и тем самым не позволяет сбрасывать психическое напряжение в других сферах жизни. С помощью контракта мы проясняем и усиливаем конфликтное поле. У человека есть три основных способа регулировать оргазмическое напряжение - мы можем отреагировать через действие или соматическое “короткое замыкание”, либо же использовать для переработки психического возбуждения свою психику. С помощью контракта мы увеличиваем присутствие мышления в психической жизни клиента, мышления как способа создавать репрезентации, то есть придавать смыслы происходящему. Контракт создает границы сеттинга. Терапевтические отношения включают в себя два важнейших элемента - сеттинг (буквально установки, правила работы) как психический контейнер для переработки и содержимое этого контейнера. Про содержимое - мышление клиента - мы уже говорили, попробуем сказать несколько слов о самом контейнере. С одной стороны, сеттинг создает условия для терапевтического процесса - границы, время, оплата и т.д. - с другой, сам становится участником отношений, буквально третьим в паре клиент- терапевт. Это происходит благодаря целому ряду феноменов. Первое, что приходит на ум - сеттинг гарантирует обратимость терапевтической регрессии, то есть того измененного состояния сознания, которое неизбежно возникает в ходе работы. На сессии мы можем позволить себе быть любыми, потому что понимаем, что это не навсегда. Мы знаем, что границы сеттинга это те хлебные крошки, которые помогают нам вернуться обратно, в наш реальный мир, правда всякий раз чуть более другими. Далее, сеттинг в силу своей предсказуемости и повторяемости является метафорой раннего материнского холдинга, сеттинг это забота в чистом виде, готовность присутствовать и быть внимательным к тому, что происходит у клиента. С помощью сеттинга клиент оттормаживает непосредственное удовлетворение влечений, переводя эту потребность в символическую зону психической переработки, тем самым развивая собственную способность заботиться о себе. С помощью сеттинга мы конструируем отсутствующий опыт заботы, который можно интроецировать. Благодаря сеттингу бытие клиента фокусируется вокруг процесса символизации, то есть установления связей между элементами своего опыта и, соответственно, своей идентичности. И наконец, развернем эту мысль позже - сеттинг становится той зеркальной поверхностью, от которой приходит отражение, в котором нуждается клиент; сеттинг инициирует движение символических структур клиента и с помощью терапевта обеспечивает их развитие и завершение. ТК - Выходит, контракт - сознательный акт взаимодействия между клиентом и терапевтом, результат договоренностей о дальнейшей работе, шаг к альянсу. А сеттинг, включенный туда терапевтом - то, что необходимо для разворачивания бессознательного клиента. Сеттинг представляет принцип реальности - с одной стороны( фигура Отца). Он может быть атакован клиентом, чтобы избежать проявления прямой агрессии к терапевту (репрезентации первичного объекта), или прилежно соблюдаться, иногда, чтобы получить одобрение. С другой стороны, сеттинг - конструкт, воспроизводящий отношения с родителем за счет регулярности, предсказуемости, наличия стабильного заботящегося объекта. Именно поэтому важна регулярность встреч в одно и то же время, в том же месте. Таким образом, сеттинг - необходимое условие во взаимодействии клиент-терапевт, это почва для возникновении символа и активизации символизирующей функции терапевта и клиента. Сеттинг - феномен, отличающий терапию от любых других отношений, это то, что позволяет терапии случиться. Он же создает “лабораторное пространство”, в котором могут быть размещены, сконцентрированы личные феномены клиента, в беспорядочном виде растекающиеся в потоке его обыденной жизни. МП - Теперь, удерживая во внимании то, что в терапии мы поддерживаем работу мышления, отойдем на некоторое время от сеттинга и рассмотрим как появляется психика. Младенец на раннем этапе развития вообще не нуждается в психическом аппарате. Младенец нуждается в удовлетворении организмических потребностей, которые локализованы в теле. Пока он находится в симбиотических отношениях с матерью, они удовлетворяются автоматически. Сложности начинаются, когда мать перестает постоянно присутствовать рядом и удовлетворение потребностей задерживается на некоторый срок. Если потребность не удовлетворяется сразу, в организме возникает некоторое напряжение. Для того, чтобы с ним справиться, младенец опирается на опыт предыдущего удовольствия, задействуя так называемый галлюцинаторный тип удовлетворения желаний. Спустя некоторое время этот способ исчерпывает свои возможности по удовлетворению потребностей, поскольку он всего лишь реанимирует прошлый опыт. Дальнейшее развитие ребенка требует новых решений для регулирования напряжения. Таким образом, психика появляется в ответ на необходимость справляться с возбуждением в отсутствии опекающего объекта. ТК - Да,галлюцинация - прародитель фантазии и символа - помогала пережить некоторую отсрочку в удовлетворении, как пелена прикрывала от боли и невыносимой фрустрации. Можно сравнить этот процесс, для наглядности, с фантазированием взрослого. Мы можем долгое время о чем-то фантазировать, расплываясь в улыбке, плавая в мире грез, но рано или поздно то “утешение, поглаживание”, которое выполняла фантазия перестает устраивать, возникает ясное ощущение неудовлетворенности и злости от отсутствия чего-то важного в своей жизни. И когда это напряжение удается заметить, пережить, принять - возможен скачок через активные внешние действия по удовлетворению потребности, что и означают переход на следующий этап развития. Как уже говорилось выше, ядро психики - результат первичного опыта переживания боли в отсутствии опекающего объекта. Галлюцинация - аутичный способ справиться с напряжением. Она претерпевает значительные изменения, когда появляется Другой. Так мы делаем шаг к знакомству с символизацией в истории развития психики. МП - Психика возникает и как реакция на автономию и как условие для ее развития. Новым способом, который совершает эволюционный скачок в развитии психики как платформы для дальнейшей субъективации, оказывается процесс, который называется символизация. Поскольку про нее написано достаточно много, обозначим в этом явлении только некоторые черты, необходимые нам для понимания терапевтической работы как пространства для развития символической функции клиента. Во-первых, символизация это то, что создает репрезентацию, то есть представленность в психике тех событий, в которых мы участвуем. Символизация связывает наше тело с психическим аппаратом. Телесно мы включены во все, что происходит вокруг, но для того, чтобы это участие попало в психику, требуется проделать специальную работу. Если эта работа проделана абы как, возникает, например, травматический опыт, когда большой объем телесного возбуждения не переработан психически. Символизация, в некотором смысле, отвечает за формирование гештальтов, то есть целостных, законченных форм опыта. Если символизация не завершается до конца, она требует завершения через травматическое повторение или соматическое изображение. Во-вторых, символизация не повторяет опыт, как делает это галлюцинирование, но обогащает его. Младенец учится символизировать, когда мать дает отклик на его потребность и тем самым, придает ей смысл. Она невербально говорит ему: ты сейчас хочешь это. Условно говоря, в начале психической жизни все работает задом наперед, не так как это обстоит у взрослого человека. Понимание того, что я хочу, возникает после удовлетворения, а не до него. И таким образом, в символе встречаются две инстанции - желание ребенка и желание матери. И то, что в дальнейшем помещается во внутрь, отличается от исходного материала, оно преображается ответной реакцией. Важная деталь - символизация происходит в присутствии Другого, который угадывает желание и придает ему форму, тем самым транформируя его; другими словами, через символизацию мы получаем чуть больше, чем мы просили. Эта разница между моим желанием и желанием Другого, или другими словами, между запросом и ответом, и рождает возможность для развития. В этом смысле, я и Другой должны где то не совпадать, пусть на йоту, но выходить из слияния, поскольку в противном случае автономия заменяется на поглощение. ТК - Выходит, символизация постоянно усложняет, наполняет психическую структуру через взаимодействие, выстроенное с Другим. В символе всегда есть след Другого - это результат со-творчества. МП - Если в начале психического развития символизация формирует психику, то в дальнейшем, и это имеет непосредственное отношение к психотерапии, она ее непрерывно реорганизует. Как известно, развитие происходит через травму. Психика должна пережить два важнейших кризиса раннего этапа развития - преодоление симбиоза и вступление в диадные отношения, а затем переход в отношения триадные. Для того, чтобы осуществить этот переход, психика вынуждена особым образом трансформироваться. В первом случае она обучается формировать с помощью символизации внутренние объекты и отказываться от идеи всемогущего контроля, во втором - подвергается процедуре форматирования со стороны символического порядка и приходит к необходимости вытеснения. Этот последний процесс осуществляется в рамках Эдипальной ситуации, которая через идентификацию с Я-идеалом, формирует представление о том, кто я такой. Здесь мы приходит к важной роли символической кастрации, которая отделяет Я от не-Я, вытесняя последнее в бессознательные структуры. Эдипальная ситуация фактически диктует то, каким я должен быть и каким не должен и это происходит довольно насильственно по отношению к психике. Собственно, это и есть травма, когда некогда целостная поверхность опыта выворачивается наизнанку и фрагментируется. Таким образом, личность включается в социальный контекст какой-то одной своей частью, или другими словами, взгляд со стороны символического порядка видит ее под определенным углом, а затем она обучается воспринимать эту точку зрения как собственный образ. Теперь вернемся обратно к сеттингу как к метафоре материнского холдинга. Можно сказать, что развитие психики неизбежно связано с отчуждением некоторого объема психического материала. Травма развития стремится к своему исцелению. Могу предложить несколько романтическое определение психотерапии как процесса возвращения утраченного. Терапевт, подобно контейнирующей фигуре, распознает несимволизированное бессознательное послание клиента и придает ему форму своего впечатления. Содержание клиента становится доступным для ассимиляции в обложке терапевтического отклика. Это значит, что символизация клиента запускается символизацией терапевта. Чтобы что то было усвоено, оно должно сначала распознаться Другим. Есть очень интересная мысль, что терапевтическое взаимодействие строится на балансе того, что не говорится и того, что может быть из этого понято. Новизна происходящего для клиента определяется объемом контейнера терапевта, способного вместить в себя не только то, что говорится, но и то, что нуждается быть сказанным, для начала, в его реакции, его речью. Терапевт дает голос безмолвному. Символ это место встречи двух психик, это не готовый ответ, но влияние ответа на вопрос. Символ это переходный объект между запросом и откликом, переходный, потому что чужой опыт невозможно присвоить, но только переработать. Отклик терапевта похож на выстрел с упреждением, это обращение из того места, где клиента еще нет, но уже есть его интерес, его неосознанный взгляд. Символ это возможность, а не инструкция или описание. Подобно тому, как в буддизме можно описать природу ума, но нельзя заставить ее ощущать, так же и символ требует от клиента некоторой работы, которая может и не состояться. ТК - Как терапевт запускает процесс символизации? Через символизацию собственного бессознательного в терапии. Те фантазии, ассоциации, отклики, которые рождаются в терапевте должны быть им обработаны и названы. Томас Огден в своих работах говорил о важности “бредить”в процессе сессии, чуть отчуждаясь от текста клиента, прислушиваясь к себе, находя слова и образы для неясных переживаний. Как осуществляется символизация собственного психического материала? Здесь важно сказать о первичном и вторичном процессе мышления. Первичный - это наше бессознательное, все что было вытеснено, плавает в безвременной и внепространственной среде, существующей по принципу удовольствия. Первичный процесс мышления как и бессознательное фантазирование, отражающее содержание наших импульсов, происходит постоянно. К нему относятся сновидения, оговорки, отвлеченные фантазии, грезы наяву. Вторичный процесс мышления живет согласно принципу реальности, подчиняется законам логики, грамматики. Это образы, облеченные в слова и встроенные в актуальную реальность Символизация - преобразование первичного процесса мышления во вторичный, вербализация вытесненного. Выходит, между первичным и вторичным процессом должен быть активизирован некий “мостик”. Когда есть доступ к бессознательному через метафоры, фантазии, ассоциации. Но бывает и так, что “мостик” на ранних этапах развития был подорван как в случае с ранней сепарационной травмой. Тогда процесс символизации крайне затруднен - невозможно сформировать, символизировать внутренний объект, внешнее сделать внутренним. Напряжение в таком случае не может быть названо и встроено в психический опыт. Все, что остается в таком случае - справляться с аффектом через соматизацю или отыгрывание. Символ, как клапан, который аффект преобразует в суть, не может быть сформирован. МП - В лакановском психоанализе клиент обращается к аналитику, как к лицу, предположительно знающему то, в чем он нуждается. В ходе наших рассуждений неизбежно возникает вопрос - а какой источник знания существует у терапевта? И как он может быть полезен для разных клиентов, если он один? Неужели терапевт что-то знает о клиенте еще до того, как он придет? И как соотносится такое отношение клиента к фактическому знанию, то есть к опыту, квалификации и профессиональной осведомленности? Для начала ответим на последний вопрос, и ответом будет служить одно слово: никак. Знание терапевта о клиенте находится не в терапевте, а в том фантазме, который клиент по отношению к нему разворачивает. Задача терапевта и сложна и, одновременно, проста - ему необходимо оказаться в центре клиентского невроза и привести в движение бессознательную массу, которая нуждается в символизации. Если функция кастрации заключается в том, чтобы отщепить некоторую часть невозможного в то время опыта и поставить запрет на его символизацию, тогда функция терапевта, в метафорическом смысле, анти-кастрационна. Другими словами, все самое важное происходит на другой сцене. Клиент в первую очередь нуждается в трансцендировании, в выходе за привычное понимание себя как места вынужденного обитания, в которое его не приглашали, но в котором он себя внезапно обнаруживает. Для того, чтобы что-то вернуть, необходимо почувствовать отчуждение от того, что есть и тем самым обнаружить нехватку себя. Подобно тому, как в буддистской психологии Я - все то, что не есть я (как набор отформатированных паттернов), так и в терапии вначале необходимо обнаружить себя как чужого, как имеющего другие желания, исходящие из иного места. Другие не в смысле формального отличия, но имеющие бОльшую экзистенциальную погруженность. Задача терапевта не в том, чтобы избавить клиента от симптомов, с которыми тот себя идентифицирует, но пробудить в нем интерес к своей скрытой психической жизни. Точнее, создать условия для ее проявления. Итак, символизация в терапевтических отношениях создает потенциальное пространство для изменений. Это пространство, в котором отсутствует поглощенность (своим опытом) и захваченность (чужим влиянием). Это разреженное пространство; пространство, где обнаруживается отсутствие, которому в дальнейшем придается некоторая форма. С помощью символизации, то есть обогащения представлений о себе, создается особая структура потенциальности, которая начинает менять реальность. Мы не создаем концепции о реальности, но мы выводим реальность из концепций. Вспомним миф об Эдипе. Изменения начинаются с вопроса, заданному оракулу, который знает будущее, но это будущее становится возможным только тогда, когда о нем вопрошают. На настоящее влияет то, чего еще нет, но к чему клиент обращается, как к отчужденной части себя самого. Терапевт, таким образом, оказывается зеркалом, которое отражает несуществующее, но возможное. Каждый из нас манипулирует реальностью с помощью символов, то есть разыгрывает с помощью внешних объектов свой внутренний бессознательный сценарий. Мы одновременно живем как будто бы в двух мирах - один из них наполнен рациональностью и ясностью, а второй кажется хаотичным и запутанным. В первом обитает то, что мы называем своей личностью, а второй часто оказывается ее жестоким хозяином, от которого хочется освободиться. Но не стоит этого пугаться, поскольку бессознательные процессы всего лишь отражают внутреннюю, более фундаментальную, логику, которая нуждается в развертывании и интеграции. Иногда пропасть между этими двумя состояниями кажется непреодолимой. Задача терапии, таким образом, заключается в соединении этих двух миров и установлению связи между ними. Символизация это получение опыта “задом наперед”, когда ответ на вопрос “что я хочу?” находится не в начале пути удовлетворения потребности, а в его финале. Прошлое связывается взглядом из будущего и в символическом пространстве будущее определяет прошлое, а не наоборот. Можно сказать, что сознательное это будущее время бессознательного, у которого пока еще нет формы. Терапевт метафорически напоминает радиоприемник, который сначала улавливает волну от радиоточки, а затем усиливает ее и транслирует передачу в громкоговоритель. Тогда логичным становится требование “незнания” со стороны терапевта, поскольку преждевременное понимание приводит к торжеству логики здравого смысла и не порождает ничего нового. Символический обмен перемешивает слои бессознательного клиента и терапевта - клиент словно бы видит сон, в котором терапевт отражает его неосознаваемую потребность и пробуждение ото сна, то есть завершение сессии согласно принципам сеттинга, оставляет клиента с воспоминанием о том, чего еще не случилось. И, последнее. Сеттинг в терпевтических отношениях является символическим отцом между принимающим ребенком и кормящей матерью. Эта символическая прослойка является профилактикой поглощения ребенка матерью в погоне за идеалом непосредственного удовлетворения внутри симбиотических отношений. Сеттинг оказывается цензурой, возвращающей мать к отцу, к другим клиентам или сообществу. Сеттинг не позволяет терапевту использовать клиента для своего нарциссического расширения. ТК - Если тема Вас вдохновила, можно почитать следующую литературу: Вейкко Тэкхэ "Психика и ее лечение" Ф.Тайсон "Психоаналитические теории развития" Андре Грин "Аналитик, символизация и отсутствие в аналитическом сеттинге" Томас Огден "Мечты и интерпретации" Ж-М. Кинодо "Приручение одиночества" Рене Руссийон «Работа символизации» МП - Спасибо зха внимание)
