Клиент рассказывает историю. Можем ли мы остановиться на идее о том, что смысл рассказа в самой истории? Можем ли мы думать, что клиенту достаточно его самого? Верно ли то, что адресат рассказа является его свидетелем, а не соавтором? Нет. Историю создает слушатель, а рассказчик ее наблюдает.   Рассказывая историю, клиент создает совокупность знаков, которые указывают друг на друга и никуда не ведут. Клиент думает, что его история, это он сам и ее достаточно для того, чтобы проникнуть в его внутренний мир. Но это не так. История становится замочной скважиной в том случае, когда клиент осознает свое авторство в присутствии Другого. Метафорически – история это орех, скорлупу которого необходимо разрушить для прояснения смысла.   Мне кажется важным укоренить эту идею в реальности.  Работа начинается в тот момент, когда клиент обнаруживает себя рассказывающим свою историю кому то. Он как бы движется по мостику, проброшенному между собой и кем-то еще. Терапия это вообще процесс наведения мостов. Сначала между умом и телом, затем между собой и другим, потом между элементами поля.На этом мостике клиент находится в промежуточном пространстве, он уже не единственный повелитель своей истории, она обрастает новыми связями.   Смысл всегда апеллирует к взаимодействию, можно сказать, что сам запрос вторичен, поскольку он нужен только для того, чтобы прояснить что-то о состоянии отношений. С помощью запроса можно избегать отношений или пользоваться им как входными воротами в общее пространство. Многие психологические защиты направлены на поддержание чрезмерной автономии, когда мое бессознательное принадлежит только мне, я ни в ком не нуждаюсь и все могу сделать для себя сам.   Вопрос к терапевту - что ты сделал для клиента, что произошло у вас с клиентом? Что возникает у тебя, когда клиент рассказывает свою историю? Что из своего опыта терапевт готов бросить в пламя контакта, чтобы поддержать горение? Клиент не просит понимание через объяснение, он просит результата как следствия нового опыта.   Терапия это особая форма присутствия, которая делает двух чужих людей очень важными друг для друга. В тот момент, когда я становлюсь важным для кого то Другого, мне уже невозможно игнорировать самого себя. Это означает, что в терапии, с помощью звучания вопросов и ответов, создается особая тишина, в которая я начинаю лучше слышать себя.   Терапия  это попытка выразить и осуществить бессознательный запрос, это поиск того, что является значимым для клиента (“Что верно и чья это была идея?” Томаса Огдена, “Бинокулярное зрение” Биона, “Реестр реального” у Лакана, поиск хорошей формы Зинкера). Это исследование уже существующей реальности методами искажения, которые проистекают из влияния наблюдателя на наблюдаемое. Мы не создаем заново переживания, как механизм получения опыта, но побуждаем клиента осуществить новую версию своей субъективной реальности, в которой меняется и он сам. В отклике терапевта есть правда и неправда - первая нужна для того, чтобы клиент был способен услышать неправду, которая может стать (а может и не стать) его собственной правдой. Клиент откликается на то, что узнает в речи терапевта свое звучание. И точно также, как терапевт слышит чужую мелодию, он  также обучается различать мелодию терапевта для того, чтобы встроить ее в свою собственную полифонию.   Всем известно особое удовольствие, которое ощущаешь всякий раз когда слова наиболее ясно выражают смысл, когда граница языка наиболее плотно прижимается к границе ощущений и они начинают более точно соответствовать друг другу. Это одновременно и удовольствие и облегчение от разрешения, как будто слова это форма, через которую бессознательное выражается наиболее полно. Нам известно много не самых удачных способов - сопротивление, оговорки, отреагирование - но они на дают подобного облегчения. Поскольку с помощью слов мы может дать переживанию окончательно осуществиться, то есть сделать завершенную работу. Собственно, слова это просто лучший способ быть услышанным.     Точно также слова это лучший способ остаться непонятым и в этом нет никакого противоречия. Слова становятся живыми, когда в них появляется означающее, то есть психический отпечаток того, кто их произносит. Или слова остаются мертвыми, когда в них звучит нарезка чей-то чужой речи. .   Терапевтическое пространство создает границы, в пределах которого во время сессии накапливается бессознательная масса терапевта и клиента, которая затем разрешается в интервенции. Это образование складывается из запроса клиента и контрпереноса терапевта и в какой-то момент перестает принадлежать целиком тому или другому, становится общим состоянием. Подобная суперпозиция бессознательного позволяет осуществлять взаимный обмен внутри общей системы отношений. В терапии бессознательное клиента и терапевта перемешиваются и время сессии это время реакции между ними.   Опишу интерактивную схему получение опыта. Сначала из эмоционально-чувственной малодифференцированной массы формируется репрезентация события (первичная символизация), которая в дальнейшем переводится в слова (вторичная символизация), и они, будучи адресованными Другому, озвучивают неосознаваемый запрос, ответ на который завершает трансакцию, в результате которой у клиента улучшается способность дифференцировать эмоционально-чувственные сигналы и так далее. Получение и усвоение опыта другого в продолжении традиции можно назвать третичной символизацией.   Между продуктами первичной и вторичной символизации связь чаще всего отсутствует. Потому что задачей вторичной символизации является не объяснение и знакомство с предметом, а осуществление влияния, то есть воздействие. Мы не рассказываем истории, нам не нужно, чтобы нас поняли так, как мы понимаем себя сами. Мы нуждаемся в том, чтобы понять свою историю так, как ее может понять Другой. Слова не отражают событие, которое однажды случилось, но, взаимодействуя, со словами другой стороны, создают новое событие. Таким образом, история это предлог, чтобы создать новую историю. Рассказанная, а еще точнее сказать, услышанная история, переписывает событие заново и оно сохраняется в памяти немного другим.   Вторичная символизация это создание означающих, поскольку репрезентация события (знак) и тем более событие (объект) недоступны, но с помощью означающего они становятся вневременными.   Символизация запускается одиночеством, переживанием отсутствия объекта как организмического дефицита. Мы носим в себе следы неудачных встреч и таким образом переносим в себя опыт отсутствия и одиночества. Опыт, связанный с неудовлетворенной - другими словами, нераспознанной потребностью - не интегрируется в структуру личности и не присваивается ей. Нераспознание потребности утверждает  власть ситуации над желанием и закрепляет опыт беспомощности. Ужасно, когда стремление страсти,  наталкивается на холодную среду, которая с помощью стыда фактически уничтожает жажду жизни. Вся терапевтическая работа направлена на преодолении разницы двумя отдельными личностями для того, чтобы запрос был услышан, разделен и завершен.   Нераспознанная потребность не интегрируется в опыт и становится вытесненной частью личности, отвечающей за навязчивое повторение незавершенной ситуации. Она часто бывает представлена в виде психосоматического символа, когда отсутствие эмоциональной реакции компенсируется выраженным телесным присутствием.   Например, клиент с паническим атаками утверждает, что мышечное напряжение в начале приступа эквивалентно тому гипертонусу, который возник у него в эксперименте, в ходе которого он не смог выразить активный протест, поскольку не был способен почувствовать злость к авторитетной фигуре. В этом случае телесный ответ замещает отсутствующую способность к взаимодействию.   Человек это существо, задающее загадку самому себе. Причём дело происходит так, что мы осознаем только ответ, тогда как вопрос остаётся неузнаваем. Можно сказать, мы можем приблизиться к пониманию вопроса только с помощью ответов, которые мы вынуждены давать. Вопрос исходит из источника наших влечений, реальность принимает наше влечение в себя и меняется под его влиянием. Поэтому происходящее с нами имеет всегда вторичный смысл - все, что случается, это ответ на вопрос, который необходимо разгадать. Не существует ошибок или неправильных выборов - любое осуществление всего лишь способ снизить напряжение, возникающее вследствие неосознаваемого вопроса.  

Индивидуальная психотерапия чаще всего протекает в виде беседы. После знакомства клиент рассказывает терапевту о своей сложности. Сам по себе рассказ уже является терапевтическим процессом, поскольку позволяет нарисовать ясную картину имеющегося опыта. Кроме того, рассказ всегда адресован кому-то, всегда связан с собеседником и поэтому является первой попыткой встречи двух людей. Это важно, потому что клиент приходит  за недостающими ресурсами и находит эмоциональную поддержку в диалоге с терапевтом. Терапия не предполагает поиск рекомендаций и предоставление готовых советов. Терапевт не является и не может являться экспертом по клиентской жизни. Его задача - сопровождать клиента в исследовании себя, поддерживать процесс создания и раскрытия индивидуальных смыслов через признание уникальности и неповторимости каждой жизненной ситуации. Целью терапии является возможность более полной опоры на себя, преодоление текущей сложности через переживание, а не избегание нежелательных эмоций. Терапевтические отношения это то место, где происходит сборка целостной личности. Терапия как процесс может быть увлекательной, захватывающей, приятной, а также порой скучной, тяжелой и непонятной. И это понятно, потому что терапия предполагает честность перед самим собой и принятие того, что происходит. По словам одного из моих учителей “развитие происходит в точке бессилия”. Чтобы преодолеть кризис, через него необходимо пройти до конца. Гештальт-терапия рассматривает симптомы эмоциональных расстройств как следствие нарушения процесса контактирования личности со своим окружением. Исследованию и “выпрямлению” этого процесса и посвящена индивидуальная психотерапия.